Владимир Тольц: 8 марта, Женский день. Не будем сегодня ехидно вспоминать о пролетарском происхождении этого праздника, о Розе Люксембург, Инессе Арманд, Надежде Крупской и других революционных «товарищах женщинах». Лучше поговорим сегодня о любви, причем – это диктуют нам документы - о любви выходцев из вовсе не пролетарских слоев.
Ольга Эдельман: Да, сегодня мы обсудим очередной великокняжеский роман. Юный великий князь Константин Николаевич, второй сын императора Николая I , как и полагалось в его среде, вел дневник. 23 августа 1846 года он записал:
Сегодня день, незабвенный на всю мою жизнь. Папа ездил в Кронштадт и я с ним как морской флигель-адъютант. Погода холодная, неприятная, мы все были в шинелях, и ветер довольно свежий ... Отправились прямо на большой рейд к «Нарве». Папа съехал на этот корабль и был им доволен. Довольно было трудно садиться и выходить из катера, потому что волнение порядочное. ... На возвратном пути, он меня призвал к себе в каюту и стал мне говорить об [звезде]. Я не знал, что со мной делается, я весь дышал блаженством. Он мне рассказал, как все это случилось. Что в прошлом году, когда он возвращался из Палермо, остановившись проездом в Болонье, он узнал, что там же остановилась герцогиня Альтенбургская, его двоюродная сестра, которую он знал почти с детства, и что она задержана, потому что для проезда Папа забраны все лошади. Он потому отправился к ней вечером, и нашел ее одну с двумя дочерьми. Старшая лет 18 или 19 очень стройная, смазливая, приятная собой, а младшая лет 16 премиленькая, умненькая, резвая, с добрым милым лицом, и ему тотчас вошла в голову мысль, что вот была бы парочка для меня. Он тотчас об этом писал к Мама (я очень хорошо помню, когда она в Палермо получила это письмо). Мама отвечала, что об этом и думать еще нельзя, что это слишком рано, и я слишком молод еще и легкомыслен. ... Все дело и кончилось и об нем, казалось, и забыли.
Ольга Эдельман: Но, как оказалось, не одному Николаю Павловичу приходили в голову проекты насчет юной принцессы Альтенбургской. На одном из балов он разговорился с графиней Чернышевой, которая стала ему нахваливать доброе сердце принцессы и ее привязанность ко всему русскому. А Александра Федоровна, возвращаясь из-за границы, повстречала королеву Вюртембергскую, родную сестру герцогини Альтенбургской (да и русскому царствующему дому близкая родня - императрица Мария Федоровна, мать Николая, была урожденная Вюртембергская). Королова сообщила Александре Федоровне, что младшая принцесса Альтенбургская наслышана о втором сыне русского императора и мечтает о браке с ним.
Владимир Тольц: Ну еще бы, для нее это была завидная партия. Из маленького немецкого герцогства стать русской великой княгиней, пусть и не наследующей престол, - неважно, это было совсем другое дело.
Это счастливое обстоятельство с обеих сторон поразило Папа, и он его считает новым указанием Божьим. Поэтому он хочет не упустить столь счастливого случая из рук, и решился потому меня послать за границу под предлогом провода сестры для того, чтоб проездом через Альтенбург ее увидеть и получить первое впечатление и узнать то, которое я произвел на нее. Когда я буду там, он мне говорил, я не должен являться comme un pretendu , а просто, будто по случаю. Потом он говорил, что я далеко еще слишком молод, чтобы думать о женитьбе, и даже чтоб выбирать себе невесту, что грешно выпускать такой случай, который как будто нарочно послало небо. Поэтому меня и посылают, не для того, чтобы себе вербовать невесту, а чтобы узнать понравиться ли она мне, и тогда глядеть на нее, как на такую, которая со временем может сделать[ся] моей невестой и женой. Что я так молод, что о женитьбе и думать нельзя, прежде чем года через два или через три, что до тех пор, надо и поучиться и поездить и послужить, но что тем полезнее иметь этакую суженую всегда перед глазами, потому что я вхожу теперь в такие года, что буду часто в обществе молодых людей, в котором много говорят и делают, что не должно, и в котором можно легко сбиться с пути. Поэтому тогда вдвое полезнее иметь [звезду], которая бы служила талисманом сквозь всю жизнь, таким, который бы удерживал всегда на прямом пути и не позволял с него сходить. Таким образом, он говорит, было и с ним самим. Он увидел в первый раз и влюбился в Мама на восемнадцатом году, а женился только через 3 года, что в этот промежуток и после всегда Мама оставалась ему как талисманом, его удерживавшим. Ежели с Божьей помощью, наше дело пойдет на лад, то, может, родители ее согласятся ее отпустить к нам в наше семейство раньше, чтобы она выросла и обрусела под глазами Мама. После этого я встал на колени, и Папа меня поцеловал. Ах! Дай Бог, чтоб все это удалось и чтоб я был ее достоин, и, имея ее перед глазами, сохранил бы жизнь свою чистою!
Вечером был маленький, но сумасшедший бал у Саши на Ферме, и мы плясали до ½ 2-го.
Ольга Эдельман: У Саши - это у старшего брата, наследника, будущего Александра II . Николай I и его супруга Александра Федоровна, урожденная принцесса Шарлотта Прусская, действительно были счастливы в браке.
Владимир Тольц: Ходили, правда, слухи об увлечениях Николая разными дамами. Но даже если он и грешил этим, то тщательно подобное скрывал.
Ольга Эдельман: А подрастающему наследнику однажды заявил, что не знал других женщин, кроме жены. Впрочем, трезвомыслящий Николай Павлович, помимо романтических разговоров об идеальном семейном счастье и избраннице-талисмане, не упускал и иных способов внушить сыновьям "нравственные понятия". Подросшего наследника он отправил на такую же экскурсию, какую некогда ему самому организовал его воспитатель. В больницу, в сифилитическую палату. Причем сначала предупредил доктора, велел показать наследнику больных побезобразней. Одному из приближенных собеседников Николай поведал, что на него самого в юности вид больных произвел такое впечатление, что он воздерживался от любых шалостей до брака.
Владимир Тольц: Это сочетание - чрезвычайно возвышенные романтические мечтания и в то же время готовность считать реальные отношения полов очень низменной и даже грязной материей - характерная черта той эпохи. В принципе, такая двойственность присуща всей западной культуре, но в эпоху романтизма первая составляющая - идеалистическая - главенствовала. Поэты мечтали о девах-сильфидах, ундинах. Кстати, и "Ундина" Жуковского, и до сих пор идущий в театрах балет "Сильфида" появились именно тогда.
Ольга Эдельман: А мне хочется обратить внимание наших слушателей на другое психологическое обстоятельство. Вот 19-летний Константин Николаевич получил от отца указание, на какую кандидатку в невесты следует обратить внимание. И дальше мы будем по его дневнику наблюдать, как сосредоточившись на указанной девушке, он благополучно и незамедлительно в нее влюбился. Тем самым сняв противоречие между "браком по любви" и "браком по династическому расчету".
Владимир Тольц: Думаю, Оля, надо еще пояснить, какой тут был расчет. Дом Романовых традиционно роднился с немецкими царствующими домами, но особого династического расчета тут и не было. Никаких особых преимуществ браки с немецкими принцессами не давали, но зато и проблем не создавали. Родственный союз с подходящим по рангу (королевская кровь), но мелким и не влиятельным домом оставлял русским царям свободу внешнеполитического маневра. А в многочисленных немецких княжествах, герцогствах и королевствах постоянно расцветало и зрело какое-то количество принцесс подходящего возраста, и у великих князей действительно был выбор.
Ольга Эдельман: Итак, Константин Николаевич, как некогда и его отец, и старший брат, и многие Романовы позднее, отправился в Германию за невестой. Чтобы не связывать его преждевременно, Николай решил отправить его в свите сестры, великой княжны Ольги Николаевны. Она выходила замуж за принца Вюртембергского, позднее они стали королем и королевой. В конце августа они прибыли в Германию, погостили у прусских родственников. Записывая в дневник про осмотр Потсдамских дворцов, театральные представления и парады войск, Константин между тем нервничал:
2 сентября .
... Воротившись домой, хотя уже было поздно, я посидел, чтобы мысленно успокоиться, и потом усердно стал молиться Богу, потому что послезавтра я должен ее увидеть в первый раз, и моя учесть должна решиться. Эта, стало быть, одна из самых важных минут жизни, и у меня сердце наперед так и бьется, когда я об ней думаю. Поэтому я усердно молился и просил вышнего благословения и высшего решения моей судьбы.
3 сентября.
... Завтра роковой день. Боже мой! Боже мой! Как он решится? Да будет воля Твоя!
Владимир Тольц: Ну вот, смотрите, что происходит. В сущности, ему папа что велел? Посмотреть на девушку, понравится ли… Николай Павлович несколько раз повторил сыну, что жениться он еще молод, что визит к альтенбургским его ни к чему не обязывает. Но Константин уже рассуждает о "роковом дне", "решении своей судьбы", в общем, заранее готов влюбиться.
Ольга Эдельман: Мы сегодня рассказываем о том, как великий князь Константин Николаевич, второй сын императора Николая I , поехал знакомиться с принцессой Саксен-Альтенбургской, которую отец присмотрел ему в невесты. Читаем дневник Константина.
4 сентября.
У подъезда нас встретил сам герцог, его брат Георгий и сыновья сего последнего Эрнст и Мориц. В первом этаже в темной старинной зале с широким столбом посредине нам встретила женская половина. ... За герцогиней стояли три девицы, две большие, одна поменьше; это были ее дочери. ... Вот она, я подумал, вот та, которая должна разделить жизнь мою, и у меня сердце так и сжалось, и дрожь пробежала по всему телу. Но между тем, в зале было так темно, что я ни одной не мог рассмотреть. Мы пошли тогда в красную гостиную. Я встал с молодыми принцами у окна. Три сестры стояли рядом против нас, и я ни одной так и не видел. Тут было представление всего двора ... Это были для меня ужасно мучительные минуты. Наконец мы пошли во второй этаж в комнаты герцогини. ... Все сидели в кабинете герцогини, освещенном двумя или тремя свечками, в ожидании обеда. Меня посадили на огромное кресло подле канапе, на котором сидели по размеру все три сестры, но ближняя ко мне была старшая Тереза, а Александру я, стало быть, все-таки не видел.
Ольга Эдельман: Все ведут себя сообразно этикету. Альтенбургский двор, кстати, показался Константину очень захолустным. Но зато и очень церемонным. Рассмотреть свой предмет - Александру - Константин смог наконец только за обедом.
Наконец пошли обедать. Мне пришлось сидеть между герцогиней и Терезой, подле которой на узкой стороне стола сидела Она, Александра. Я не знал, что со мною делалось, я был просто в лихорадке и ничего не мог есть. Я никогда в моей жизни ничего не видел совершеннее ее. Все - и ротик, и нос и губки, и ручки и ножки, чудо как хорошо! А уж глазки, просто огнем горят. Голосок тоненький, чудо как мил. При том она пререзвая и веселая и в продолжение всего обеда хохотала с Эрнестом, который сидел с другой стороны подле нее. У меня все время сердце так и билось: «тук, тук, тук». Нет, непременно, я не хочу иметь никого другого, кроме нее. Она непременно должна мне принадлежать.
После обеда Олли подошла к ней и стала с ней говорить. Я подошел к Морицу, но только для того, чтобы стоять подле нее, и глотать каждое слово, которое она говорила своим миленьким голосом. Минут через пять Оли простилась со всеми, потому что очень устала, и пошла к себе вниз, взявши с собою Терезу и Александру. Я, разумеется, сел подле Александры. Мы посидели с ½ часа, и Оли расспрашивала их про их образ жизни. Тут и я себе позволил несколько вопросов, и она мне в первый раз отвечала, но только ужасно учтиво. Но я уверен, что это не надолго. Она была больна и только вчера встала из постели, потому еще бледна и от того еще лучше и милее. Когда она встала, я отодвинул ее стул и дотронулся до ее ручки в первый раз, ну уж это по мне просто пламенем разлилось. Они простились, и я их проводил до коридора. Тут, прощаясь, она мне поклонилась и посмотрела на меня своими чудными огненными глазками, которые прошли у меня насквозь, до самого сердца! ...
Я не знаю, что со мной делается, я стал совсем другой человек. У меня одна мысль в голове, один образ перед глазами, все она, мой Ангел, моя [звезда]. Мне, право, кажется, что я влюблен. Да, много ли я ее видел? Всего несколько часов, а уж влюблен по уши оттого, что ее окружает невыразимое, непонятное волшебство, и я твердо решился, чтоб она была моею.
Ольга Эдельман: На следующий день юные принц и принцесса от души разыгрывали пьесу "начало романа". День получился насыщенным: на следующий день русские гости уезжали, времени у молодых влюбленных было мало.
Владимир Тольц: "Разыгрывали" - не в том смысле, что были неискренни. Просто молодые люди всех времен так или иначе соблюдают некий принятый ритуал. Знают, что должны делать влюбленные на разных стадиях начала романа. Только кто-то носит за девочкой портфель, прогуливается с ней в парке и читает стихи; кто-то дергает за косички, пьет пиво в подъезде и учится курить и дальше всех плеваться. А у великосветских, окруженных этикетом юнцов другие затеи.
5 сентября.
Вот, самый блаженный день моей жизни, которого я никогда не забуду.
Утром я ... старался казаться сколь можно покойным, но внутри меня кровь так и кипела. Нетерпенье меня так и жгло и, наконец, я не вытерпел и пошел вниз к Оли. Она только что встала, и я долго-долго ждал. Со скуки я рассматривал старинный двор замка. Наконец Оли оделась, и мы пошли наверх к герцогине, чтобы кофе пить. Я едва-едва дыхание переводил, когда мы вошли в комнату, и когда я ее снова увидел. Я просто не знал, что со мной делается, и был так глуп, что ни слова не говорил. Наконец, сели кофе пить, и мать приказала сесть, как всякий хочет. Я в выборе, разумеется, не колебался ни минуты, и со страхом пополам сел возле нее, Александры. Тут произошла какая-то путаница, и мне не подали кофию. Когда я это сказал, все засуетились, и Она вскочила, и хотя я старался ее удержать, побежала в переднюю сказать, чтобы мне его принесли. Потом она сама мне налила воды в стакан, и все это делала так невыразимо мило, что я не знал, что со мною делалось. Тут прибежала ее собачка Црини, преласковая, миленькая и она стала первым предметом нашего разговора. Она ей налила молока на блюдечко, и так как собака убежала в другую комнату, мы вдвоем пошли туда одни, чтобы ее кормить. Я был в первый раз один подле нее. Это были чудные минуты.
Ольга Эдельман: Всякий контакт с Александрой для него приобретает особое значение. Любое ее слово, жест, собачка. Константин отчаянно стесняется, она скорее кокетничает, ухаживает за гостем, но помнит маменькины наставления о том, как должна себя держать благовоспитанная девица. Постепенно освоились. Осматривали замок, церковь, смотрели из окон на местный сельский праздник.
Она уже совершенно перестала дичиться и стала весела и разговорчива. ... Я все время блаженствовал Ее соседством, Ее голосом, а на происходящее кругом не обращал внимания. ...
Через полчаса мы опять собрались у герцогини, чтобы завтракать. Я, разумеется, опять сел возле нее. Тут мы стали оба писать на солонках. Она мне написала Olga , милая, что в эту минуту значило пол-Константина. Я ей написал сперва Ольга, потом Александра. Потом я сам перед собой писал люблю, а показывать ей не смел. Потом я стал ее учить делать мою звезду, но, разумеется, не говорил ей, что в этой звезде наши два шифра: А. К. Придет, надеюсь, день, когда она это узнает, и тогда она вспомнит сегодняшний завтрак. ...
Оли пошла с герцогиней в другую комнату, и тут они в первый раз говорили о нашем деле. Оли узнала только, что и герцог, и герцогиня этого очень желают, а что она, Александра, уже с детства имеет в голове, что второй сын русского государя ее суженый и что она всегда любила все что русское.
Владимир Тольц: Наверное, если бы не отъезд на следующий день, до писания на солонках у них не так быстро бы дело дошло. Но, заметьте, Александра начала эту игру первая. Что бы она ни чувствовала, влюбилась или нет, русский великий князь был для нее очень удачной партией.
Ольга Эдельман: Далее последовала прогулка в экипаже, осмотр города. Константин осмелел, выяснил, что уменьшительно имя его избранницы Санни, принялся говорить комплименты, которые нынешней девушке показались бы, по правде сказать, довольно банальными.
Владимир Тольц: Ну, Оля, вы строги. Что он такое говорил?
Ольга Эдельман: Увидел вывеску, перекликавшуюся с ее именем, и обратил ее внимание.
Видя, что я щурю глаза, она спросила меня, что, не больно ли мне от света, я отвечал, что нет, потому что солнца нет, а потом прибавил вполголоса, что, впрочем, мне и не надо, потому что у меня есть другое перед собою. ...
После обеда мы переоделись, и пошли наверх к трем сестрам. У них премиленькие комнаты, особенно комната Александры, у которой на столах и этажерках разложено множество мелочей. Сперва она показывала нам альбомы, а потом Оли их заставила петь. Оне согласились, но только с тем, чтобы быть одним, чтоб я оставался в другой комнате. Я остался у дверей, мать села за фортепьяно, а Елизавета и Александра стали петь, дуэт из Stabat Mater Россини. У нее премиленький чистенький голосок как колокольчик, и хотя он еще не совсем обработан, его чрезвычайно приятно слушать. Потом, мало помалу они и я стали менее дичиться, я сел за фортепьяно, а она, стоя за мной, пела ... Это были для меня прелестные мгновения!
Ольга Эдельман: Тут тоже тонкая кокетливая игра. Константин играл в гостиной Stabat Mater после завтрака, пока дамы одевались на прогулку. Теперь дамы выбрали ту же музыку, показывая и внимание к его вкусам, и что вкусы у них совпадают. Это был намек на общность душ, - ведь времени на длинные разговоры у них в тот день не было.
Владимир Тольц: Ну, в общем, все у этой парочки пошло на лад.
Ольга Эдельман: На следующее утро гости уехали. За утренним кофе Константин был "с грустным сердцем, потому что предстояла разлука на неопределенные времена". Но заметил, что Александра "была как-то особенно весела и гораздо развязнее со мною, чем прежде".
Владимир Тольц: Принцесса, которая была на три года моложе Константина, ей тогда было 16, видимо, гораздо лучше него разбиралась в подтексте происходящего и уже поняла, что юноша влюбился.
Ольга Эдельман: Дальше Константин и Ольга направились в Вюртемберг. Там ее торжественно встречали. Константину влюбленность не мешала вовсю радоваться праздникам: плясать на балах, отмечать в дневнике, кто из дам была самая хорошенькая, хохотать с немецкими кузинами. Тут уже никакой стеснительностью он не страдал. Тем временем, Александра сделала ход. Ведь официального сватовства не было. Но 23 сентября Ольга Николаевна рассказала Константину: Александра попросила, чтобы ее не конфирмовали. То есть отложила церковный обряд, намекая тем самым, что согласна, как полагалось невесте русского великого князя, перейти в православие. А через пять дней Константин получил письмо от родителей. Они оказались весьма довольны его отчетом о визите в Альтенбург и разрешали ему отправиться туда не неделю и даже объясниться и объявить о цели визита. Константин впал в эйфорию, из которого его вывел наставник. Он объяснил Константину, что тот окажется в весьма сложном и деликатном положении: ведь разрешения сделать предложение он пока не получил. 30 сентября Константин приехал в Альтенбург.
Чем больше я ее вижу, тем больше сердце мое воспламеняется к ней истинной любовью! Какое это святое, новое, сладкое состояние души, когда она исполнена этим необъяснимым чувством, которое согласились называть любовью. Я воображал, что я уже знаю, что такое любовь - я ошибался, то были скоро проходящие игры сердца и особенно воображения. Но вот настоящая любовь, это то чувство, которое меня теперь зовет, и от которого я просто нахожусь в лихорадке, когда стою возле нее и слышу ее чудный тоненький голосок.
Ольга Эдельман: Уже 2 октября молодые люди объяснились в нежных чувствах и Константин услышал "решительное да". Герцог и герцогиня повели себя так, что вопрос о сватовстве оказался как будто уже решенным. Константин некоторое время терзался, что вышел за рамки полученных от папа инструкций.
Владимир Тольц: В результате не сразу, но в положенный срок они поженились. Я хочу спросить гостью нашей передачи, заведующую отделом Государственного архива Российской Федерации Елену Чиркову. Вы готовите к публикации дневники Константина Николаевича, и хорошо знаете архивы царской семьи. Расскажите, как жила эта семейная пара. Такая вот скоропалительная, согласованная с пожеланиями родителей влюбленность молодых людей, толком не успевших и познакомиться - к чему она привела? Что получился за брак?
Елена Чиркова : У них было достаточно времени познакомиться, потому что вскоре после свидания в Альтенбурге Санни приехала в Россию. Несколько месяцев она готовилась к принятию православия, учила русский язык и привыкала к русскому климату. Брак получился в общем и целом, особенно в начале, очень удачным. Константин Николаевич действительно был влюблен, очень предан своей жене. У них родилось шестеро детей. Но Санни часто болела, вынуждена была очень много времени проводить в Германии, лечилась на водах. А Константин Николаевич, будучи генерал-адмиралом, довольно много времени проводил сначала в кругосветных путешествиях, а потом, когда вступил на престол его старший брат Александр Второй, то он был призван к достаточно серьезной государственной деятельности, он возглавил государственный совет, вошел в комитет по крестьянской реформе. Он был очень занят. И может быть это стало причиной того, что некоторое охлаждение произошло между супругами.
Владимир Тольц: Елена, он рога наставлял этой малохольной?
Елена Чиркова : Конечно. Сначала это началось с некоторых легких увлечений балеринами. Потом у него есть забавные записи в дневниках, например, когда он был в Лондоне, он записал, что он не мог покинуть Лондон, не посетив определенные улицы. Понятно, те улицы, где дома с красными фонарями. А этих дам он почему-то именовал черепахами. Это все тянулось где-то до середины 60-х годов, когда в его жизни появилась балерина Кузнецова, с которой у него начался серьезный роман. Практически это была вторая семья, в этой семье появилось пятеро детей.
Ольга Эдельман: И еще один вопрос. Пока мы готовились к этой передаче, Вы рассказали, что дневник Константина Николаевича необычный. Потому что некоторые фрагменты текста он писал шифром.
Елена Чиркова : Да, это действительно так. Причем это шифр его собственного изобретения. Расшифровка шифра сохранилась в его личном фонде. Это трудоемкая работа расшифровывать. Я для интереса расшифровала пару фраз, трудилась я часа два над этим. И каково же было мое разочарование, когда выяснилось, что речь шла всего лишь о том, что балерины, которых он наблюдал на каком-то спектакле, они были без панталон. Вот и весь шифр. Но в последствии, чем дальше, тем он больше шифровал свои дневниковые записи. Я думаю, речь шла, конечно, не о каких-то государственных проблемах или секретах, помилуй бог, а речь шла просто о его параллельной жизни с Кузнецовой.
Владимир Тольц: В одной из наших передач мы однажды обсуждали: а зачем, собственно, люди пишут дневники? Тем более, зачем было писать шифрованный дневник, как Вы думаете? Ведь то, что он шифровал, он мог бы просто не записывать.
Елена Чиркова : Я думаю, писал это для себя, для памяти. А привычка писать дневник, если человек начал писать дневник в 9 лет, то понятно, что это у него вошло в кровь и плоть, он просто, видимо, считал день напрасно прожитым, если о нем ничего не написал. Хотя такие дни бывали, когда он писал, что не помню, что было.
Владимир Тольц: Мы еще помним время, когда вся страна пела вслед за Аллой Пугачевой "Все могут короли", в шлягере утверждалось, что единственное, чего они не могут - это жениться по любви. Действительно, браки принцев и принцесс были тщательно рассчитанным и продуманным мероприятием. Но на самом деле, в просвещенном 19 веке чувства не только допускались, но и считались желательными. А главное, чувства молодых людей, как оказывалось, не то чтобы стихийное бедствие, они вполне могут быть приспособлены к обстоятельствам. Указали им друг на друга - они и влюбились. И были довольны. А такое и в наше время бывает…
